– Не знаю, – медленно сказала Диана. – Не знаю, что вам ответить, что думать обо всем об этом. Знаете, сколько раз я мечтала о том...

Она опять замолчала. Все это было невозможно. И говорить об этом было невозможно.

– Диана, ты вправе считать меня кем угодно, но запомни: все эти годы – ужасные, жуткие годы, я не переставала думать о тебе, любить тебя... Впрочем, я вижу, что обнять меня ты еще не готова.

– Не готова, – подтвердила Диана со странным выражением на лице. – Мне нужно время. Я в шоке. Я хотела бы обнять вас, назвать... матерью. Но я... Я не могу. Пока. Это все слишком неожиданно. И вы ни разу за столько лет...

– Я понимаю, девочка моя дорогая, я вернусь в Каир этим же пароходом. Я дам тебе время. Если захочешь увидеть меня – вот мой адрес. Я буду ждать тебя всегда. А когда захочешь узнать о своем наследстве, я расскажу тебе и о нем. Тогда ты поймешь, кто ты такая на самом деле.

Диана не глядя взяла протянутую ей визитную карточку. Шейла несколько секунд ждала чего-то, глядя на дочь, затем молча встала и направилась к билетной кассе.

Неожиданно для самой себя Диана догнала ее и спросила:

– Мне сказали, что я родилась в сентябре 1874-го. Это правда?

Шейла обернулась и негромко ответила:

– Они выдумали это, чтобы выдать тебя за дочь Пруденс. Нет, девочка моя, ты родилась одиннадцатого декабря 1873 года.

И с этими словами Шейла беззвучно растворилась в вечернем тумане.

Как только Диана добралась до своего дома на Рассел-сквер и закрыла за собой дверь, послышался резкий голос Пруденс.

– Диана, это ты? Где ты была? Почему не вернулась к обеду? Если ты думаешь, что я буду нянчиться с тобой...

Пруденс вошла в холл, увидела лицо Дианы и осеклась.

– Я знаю правду, – негромко сказала Диана.

– Прости, я не понимаю. Какую правду?

– Я виделась с Шейлой.

Лицо Пруденс стало белым, как лист бумаги. Она прикрыла глаза и не сказала ни слова.

Отношения между Пруденс и Дианой никогда не были похожи на отношения любящих друг друга людей. Пруденс постоянно кричала на Диану, когда та делала что-нибудь не так. Диана побаивалась ее – даже в эту минуту, когда недосказанного между ними почти ничего не осталось. Она заговорила, тщательно подбирая слова:

– Мне всегда было непонятно, почему ты не относилась ко мне так, как обычно относятся матери к своим детям, – с нежностью, с любовью. Теперь я все поняла: ведь я никогда не была для тебя... родной. Представляю, как тебе было трудно все эти годы.

– Трудно – не то слово, – ответила Пруденс. – Ужасно.

Эти слова поразили Диану. То, что Пруденс ничего не стала опровергать, означало только одно: все, что сказала Шейла, было правдой.

– Почему ты пошла на это? – спросила Диана. – Так сильно любила моего отца?

– Любила? – фыркнула Пруденс. – Разве я могла любить его после того, что он со мной сделал? Я не могла допустить скандала.

Диана отказывалась верить в услышанное. Неужели вся жизнь их семьи все эти годы была лишь театральной сценой, на которой чужие друг другу люди играют любовь? Диана выпрямилась. Теперь перед Пруденс стояла не напроказившая девочка, но взрослая женщина. Равная перед равной. Теперь Диана знала о себе все или почти все.

Диана посмотрела в глаза Пруденс. «Интересно, – подумала она, – сможем ли мы с ней наладить какие-то новые отношения после стольких лет лжи? «

Может быть, им все же удастся найти взаимопонимание, а может быть, и нет. Как все сложится на самом деле – одному богу известно.

– И несмотря ни на что – ты взяла меня, хотя могла и не делать этого, – сказала Диана. – Спасибо тебе за это. Прости, что так много заставила тебя страдать. Знаешь, я только теперь начинаю видеть все в истинном свете.

Ответ Пруденс оказался на удивление холодным.

– Раз теперь тебе все известно, то, я думаю, будет лучше всего, если ты покинешь этот дом. И чем скорее, тем лучше.

Сказано это было негромко, но слова Пруденс прогремели в голове Дианы словно артиллерийский залп. Она окаменела, она не могла поверить, что Пруденс так откровенно выставляет ее за порог.

– Мама, мы могли бы... – начала Диана, с трудом выговаривая слова негнущимся языком, но Пруденс не дала ей договорить.

– Нет никакой необходимости по-прежнему называть меня матерью, – отчеканила она.

Диану поразило злорадство, прозвучавшее в тоне Пруденс. Столько лет Диана жила в ожидании материнской любви и ласки. Сейчас, гляда в ледяные глаза Пруденс, она поняла, что эта женщина никогда не сможет полюбить ее и никогда не назовет своей дочерью.

– Хорошо, – сказала Диана.

– У меня, однако, есть к тебе одна просьба.

– Какая?

– Не могла бы ты не разглашать причину, по которой мы расстались? С меня уже хватит скандалов, связанных с твоим отцом.

Впервые в голосе Пруденс послышалось волнение, хотя она продолжала говорить ровным тоном, с высоко поднятой головой. Глаза ее по-прежнему были холодными, просто ледяными.

Диана молча кивнула. Потом она поднялась на второй этаж, где ей суждено было провести последнюю ночь под «отчим кровом»;

Время тянулось мучительно медленно. Диана проворочалась на постели почти до самого утра, пока, наконец, сон не сморил ее. Заснула она с грустной мыслью о том, что за свою недолгую жизнь оказалась брошенной сразу двумя матерями.

2

На следующее утро Диана перебралась в маленькую гостиницу на углу Линкольн-Инн и Друри-Лейн. В суете переезда она не переставала думать о своем отце. Бедный! Сколько лет он прожил с таким камнем на душе! Интересно, вспоминал ли он о Шейле каждый раз, когда видел перед собой лицо Дианы? Если да, то просто удивительно, что его сердце не разорвалось от горя. И все эти годы он скрывал свою боль ото всех. Ото всех, даже от Дианы, которую так сильно любил, которая была для него одновременно дочерью и утраченной навеки Шейлой. Сама Диана чувствовала после разговора с Шейлой какую-то странную, новую близость с покойным отцом. Даже при жизни он не был ей так близок. И как же она теперь понимала его! О, Диана хорошо знала, что это значит: быть отвергнутым и покинутым тем, кого любишь, в кого веришь всем сердцем. Ах, если бы она узнала обо всем, пока отец был еще жив! Быть может, она сумела бы помочь ему – так же, как он сам помог ей после того, как Джек...

Впрочем, нет. Она ничего не смогла бы изменить в прошлом – ни своем собственном, ни прошлом отца. Так что единственный для нее способ проявить уважение к его памяти – это исполнить его предсмертную волю. Найти сокровища Клеопатры, вернув тем самым отцовскому имени чистоту и достоинство.

Все это хорошо, но как это сделать?

Мысли Дианы переключились на их с Шейлой разговор. Неторопливо меряя шагами свою небольшую гостиничную комнату, она принялась вспоминать его слово в слово. Последние слова отца, его последняя воля... «Найди кошек Клеопатры... Александрия... «

Диана никак не могла понять, что же кроется за этими словами. Ехать в Александрию? Хорошо, но с чего начать, когда она окажется в этом городе? Кошки?

Она никогда не слышала ничего о кошках Клеопатры. Да какие кошки, когда дворец и сад Клеопатры давно погребены под слоем земли и на этом месте построен новый город! Даже Александрийская коллекция...

Стоп! А может быть, в предсмертных словах отца говорилось не о городе Александрии, а как раз об Александрийской коллекции? О той самой коллекции с такой странной и несчастливой судьбой?

Диана мысленно перенеслась к тем дням, когда Стаффорд, Нивен и Джек нашли так называемую Александрийскую коллекцию. Незадолго до этого Стаффорду удалось установить, что после смерти Клеопатры ее сокровища, главным образом драгоценности, подаренные ей римским полководцем Марком Антонием и великим Юлием Цезарем, были отправлены в Рим. Все было погружено на судно, которое вышло в Средиземное море, но так и не появилось у берегов Италии. После долгих поисков в руках Стаффорда оказался документ – подлинная запись в книге одного из прибрежных христианских монастырей. В ней говорилось о том, что судно с драгоценным грузом затонуло неподалеку от Александрийской гавани. Теперь за дело взялся Джек. Он проделал гигантскую работу по составлению графиков погоды и подробнейшей карты морского дна в этой части Средиземноморья. Ему удалось проследить влияние штормов на перемещение огромных пластов придонного песка, которые неминуемо должны были занести затонувшее судно, превратив его в едва заметный бугорок на дне моря. Таким образом появилась возможность вычислить то место, где находится затонувший римский галеон. И, наконец, он был найден. На его борту действительно обнаружились сокровища, но... Но не нашлось ни одного доказательства тому, что они принадлежали самой знаменитой и загадочной в истории египетской царице.